В моей библиотеке хранится эта небольшого формата книжечка, автором которой является человек-легенда, Герой Советского Союза Михаил Петрович Девятаев.
В свой очередной приезд в Верхний Услон, узнав, что у меня родился внук, просил, когда тот вырастет, передать ему эту книгу, сделал дарственную надпись. Это было в марте 2002 года. С Михаилом...
В моей библиотеке хранится эта небольшого формата книжечка, автором которой является человек-легенда, Герой Советского Союза Михаил Петрович Девятаев.
В свой очередной приезд в Верхний Услон, узнав, что у меня родился внук, просил, когда тот вырастет, передать ему эту книгу, сделал дарственную надпись. Это было в марте 2002 года. С Михаилом Петровичем я встречалась дважды, бывала у него дома. Исключительной скромности и доброты человек. А ведь судьба его никогда не баловала. Голодное и холодное детство в мордовском селе, где он родился тринадцатым ребенком. В 13 лет, он впервые увидел самолет. И заболел небом. Но прежде, чем стать военным летчиком, ему пришлось закончить в Казани речной техникум, посещать занятия в аэроклубе.
Война началась для летчика 22 июня, когда он совершил первый боевой вылет. Первый «юнкерс» он сбил через три дня под Могилевом и уже в июле 41-го Девятаева награждают орденом Красной Звезды. В одном из воздушных боев на Украине, Девятаев был тяжело ранен в ногу, потерял много крови, однако сумел посадить самолет. Кровь, которую ему отдал командир эскадрильи Владимир Бобров, переливали прямо на крыле самолета. После госпиталя летчик получил назначение в полк ночных бомбардировщиков «У-2». Но Девятаев мечтал вернуться в истребительную авиацию. Помог «уговорить медицину» и взял его в свою авиадивизию к тому времени дважды Герой Советского Союза Александр Покрышкин.
Самое страшное произошло 13 июня 1944 года, под Львовом. Поднявшись в тот день в небо в четвертый раз (а на его счету было уже 180 вылетов), старший лейтенант Девятаев увлекся неравным боем и не заметил, как из облака вынырнул фашистский самолет. Очнулся Девятаев в землянке летчиков, но это были не свои. Прямо перед собой он увидел немецкого офицера.
Оказавшись в фашистском концлагере у города Клейнкенигсберг, Девятаев решил бежать во что бы то ни стало. Врач, тоже пленный, как-то рассказал, что неподалеку находился аэродром. Вместе со своими проверенными друзьями-летчиками Девятаев решил сделать подкоп прямо из барака, стоявшего на сваях, под ограду. Рыли ложками, мисками, а землю выносили, ровным слоем рассыпая ее под дощатым полом барака. Чтобы землей не запачкать одежду и не выдать себя, в нору лезли нагишом. Сил хватало на пять-шесть минут. Когда цель была уже близка, в барак вдруг хлынули нечистоты - узники вышли не на ту трубу...
Попытка побега из концлагеря каралась смертью. Агонию трех еле державшихся на ногах узников решили продлить. Сковав их цепью, отправили в лагерь Заксенхаузен, считавшийся самым страшным местом. Уделом сюда прибывших была только смерть. Ежедневно повозка, запряженная людьми, увозила трупы туда, где дымила труба. И каждый думал: завтра и моя очередь. Забираясь ночью на нары, Девятаев размышлял: «Друзья летают, бьют фашистов. Матери, наверное, написали: «Пропал без вести». А я не пропал. Я еще жив, я еще поборюсь...»
Вскоре Михаил Девятаев попадает в другой концлагерь: на сверхсекретную военную базу Пенемюнде, которую называли «заповедником Геринга». База располагалась на западной оконечности островка Узедом, затерявшегося в Балтийском море. Зловещий остров оказался местом, где под патронажем самого Гитлера трудился профессор Вернер фон Браун, которому позже суждено будет возглавить ракетную программу США. А пока он запускал своих монстров, ракеты «Фау-1» и «Фау-2». Естественно, любой узник, попавший на этот остров, был обречен.
Аэродром располагался рядом с концлагерем. После воздушных налетов союзной авиации немцы заставляли заключенных обезвреживать неразорвавшиеся бомбы, засыпать воронки на взлетной полосе. В одну из команд, работающих на аэродроме, удалось попасть и Девятаеву, стремившемуся именно сюда для осуществления своего давнего плана. Он даже сумел сколотить команду единомышленников. Во время работы Девятаев замечал все подробности деятельности обслуживающего персонала, сумел вычислить время заправки самолетов, а самое главное - выбрал машину для угона: тяжелый бомбардировщик «Хейнкель-111», который летал чаще других. Однажды узники расчищали снег у капонира, где стоял другой «Хейнкель-111».
«Это произошло 8 февраля 1945 года. ...В 12.00 техники от самолетов потянулись в столовую. До «нашего «Хейнкеля» двести шагов. Иван Кривоногов ударом железяки сзади сваливает охранника. Тот валится прямо в костер. Смотрю на ребят. Из нас только четверо знают, в чем дело. У шести остальных на лицах неописуемый ужас: убийство вахтмана - это виселица. В двух словах объясняю, в чем дело, и вижу: смертельный испуг сменяет решимость действовать. С этой минуты пути к прежнему у десяти человек уже не было - гибель или свобода. Стрелки на часах, взятых у вахтмана из кармана, показывали 12.15. Действовать! Дорога каждая секунда!
Точка старта. Достиг ее с громадным напряжением сил. Газ... Самолет понесся по наклонной линии к морю. Полный газ... Должен быть взлет, но «Хейнкель» почему-то бежит, не взлетая, хвост от бетона не отрывается. В последний момент почти у моря резко торможу и делаю разворот без надежды, что самолет уцелеет. Мрак... За спиной паника - крики, удары прикладом в спину: «Мишка, почему не взлетаем?!!».
Выбегают летчики и механики из столовой, бегут к самолету. Втроем наваливаемся на рычаг, и «Хейнкель» почти у самой воды отрывается от бетона. Летим!!! Самолет, нырнув в облака, набирал высоту. Посмотрел на часы. Было 12.36 - все уместилось в двадцать одну минуту. Радость переполнила сердце: я крикнул: «Ребята, горючего в баках - хоть до Москвы!» Всем захотелось прямо до Москвы и лететь. Но я понимал: такой полет невозможен - станем добычей своих истребителей и зениток.
...Когда внизу потянулись бесконечные обозы, колонны машин и танков, я понял, что самолет приближается к линии фронта. Вскоре показались дым, вспышки разрывов. При виде летящего «Хейнкеля» люди с дороги вдруг побежали и стали ложиться. Неожиданно загрохотали зенитки. Надо садиться немедленно».
Артиллеристам 61-й армии с дороги, ведущей к линии фронта, хорошо было видно, как на поле, подломив колеса, юзом на брюхо сел вражеский «Хейнкель». Вдоль лесной опушки солдаты бросились к самолету. «...А мы в «Хейнкеле» не вполне уверены были, что сели среди своих». Выбравшись из самолета, бывшие узники попытались скрыться в лесу, но потом вернулись назад - сил уже не было.
Пока было время, Девятаев написал на обороте полетной карты, кто они, откуда бежали, где до войны жили. Перечислил все фамилии. Когда за словами: «Фрицы! Хенде хох! Сдавайтесь, иначе пальнем из пушки!», донесшимися с опушки, послышалась порция отборного мата, сидевшие в самолете словно воскресли. Для них это были самые дорогие слова. Услышав в ответ русскую речь, ошеломленные артиллеристы с автоматами в руках подбежали к самолету. Десять скелетов в полосатой одежде, обутые в деревянные башмаки, забрызганные кровью и грязью, плакали, повторяя одно только слово: «Братцы, братцы...». В расположение артиллерийского дивизиона их понесли на руках, как детей, каждый весил менее сорока килограммов.
Вернувшись из плена, Девятаев больше года находился под следствием. Половина из десяти бежавших узников искупили свою «вину», сложив головы у стен Берлина в рядах бойцов штрафных батальонов. Награды и признание и к погибшим, и к оставшимся в живых пришли только через многие годы. Девятаев: «В начале сентября 45-го меня из лагеря опять привезли на остров Узедом, где почти трое суток подробнейшим образом расспрашивал некий Сергей Павлович Сергеев. Я ведь оказался едва ли не единственным живым свидетелем испытаний «оружия возмездия» фашистов, наблюдал вблизи запуск ракет «Фау-2», как они взлетали, падали, как выглядели ракетные установки, платформы для их перевозки, шахты...».
После войны бывшего узника фашистских концлагерей Михаила Девятаева ждали свои лагеря - советские. Сталинское клеймо «врага народа» и «изменника Родины» Девятаев носил еще долгие 12 лет. В послевоенной разрушенной стране летчику-асу не нашлось работы - ни в родном селе Торбеево, ни в Казани. «Те годы были потяжелее концлагеря», - вспоминал Девятаев. Девятаев позже узнает, что тот самый Сергеев (ученый Сергей Павлович Королев) стал его «звездным крестным».
О подвиге героя хорошо знают за рубежом. Он встречался со старым бароном Йоханнесом Штейнхофом, бывшим начальником секретного аэродрома на острове Узедом, знаменитым асом, одержавшим 176 воздушных побед. Барон растрогался и подарил Михаилу Петровичу метровую хрустальную вазу с надписью: «Самому храброму человеку на земле».
Использованы материалы книги «Побег из ада», последнего интервью М. Черепанова с Героем, интернет-сайт.
Нет комментариев